Костя (успокоительно). Это пустяки какие-то!
Типунов (читает). «И жизни своей, может быть, решился…» Это не касается Мокей Антоныча!
Кичкин. До конца – не касается? Верно?
Типунов. До конца! Тут – о пропаже зятя.
Кичкин (ворчит). А может, Мокей прикосновенен и к этой пропаже?
Зобнин (радостно). Что же ты, старушка, а? Как же ты это, а?
Старуха. Да ведь, батюшка ты мой, дочка теперь не то вдова, не то – замужняя… как это понимать?
Кичкин (Типунову). А я думал – на него прошение, на Мокея! Обрадовался было…
Типунов. А ты – погоди! Ты – потерпи!
Зобнин (старухе). На тебе гривенничек и – иди с богом! Иди спокойно!
Старуха. Может – он разрешил бы ей?
Зобнин. Теперь – мне некогда! Потом – я те разрешу… иди себе…
Старуха. Уж ты ей-то разреши…
Зобнин. И ей разрешу… Вино и елей… Ух! Ну, Иван Иванов, подозрительный ты человек!
Кичкин. Да ведь ты вон как… забегаешь!
Зобнин. А ты – давай будем верить друг другу, право! Пусть кто другой ямы нам копает… Ты – простодушней будь! Жизни тебе не больно много осталось…
Кичкин. Это – верно. Выпьем давай, что ли? Леший…
Костя (Марье). Ф-фу! Я даже вспотел!
Марья. Же сюи осси тре фатигэ… пардон! Я тоже устала… волнуюсь до костей!
Костя. У нас с вами, можно сказать, первые роли… (Вонзает вилку поочерёдно в гриб, сардину и селёдку.)
Зобнин. Экой ты, братец мой, варвар! Всё расковырял, разварзал! Татьяна, ты чего глядишь?
Татьяна. Не понимаю даже, зачем меня привезли!
Зобнин (угрожая). Забудь-ка! Я те дома напомню!
Кичкин. Всё перебуторено на тарелках-то! Кум, надо бы и нашу провизию выложить.
Типунов. Хватит с него!
Татьяна. Что же ваше-то лучше нашего?
Начальник станции (в двери). Сейчас даю звонок к поезду, – как у вас дела?
(Общая суета. Костя залпом пьёт три рюмки.)
Зобнин. Татьяна – бери поднос! Оправься! Губы-то подбери… Ишь, развесила, словно флаги!
Кичкин. Марья – готовься! Кум, гляди! Господи, благослови…
Начальник станции. А… позвольте! Вдруг я выговор получу за устройство этого буфета?
Зобнин. Друг – не скучай! Всё получишь, как договорено!
Начальник станции. Насорили… бумажки, солома… плевки! Эх, господа!
Костя (критически). Действительно – хламу много! Любит русский человек сделать что-нибудь неприличное.
Марья. Ах, это святая правда!
Начальник станции (кричит). Быков! Подмети классную!
Зобнин (берёт Кичкина за руку). Ну, идём, благословясь!
Татьяна (миролюбиво Марье). Очень это верно насчёт неприличия! Ехала я в губернию намедни – так господин какой-то, который надо мною поместился, носок мне на голову спустил…
Марья (подвигаясь к выходу). Скажите, какое безобразие!
Татьяна. Я говорю: «Что это вы делаете?» А он: «Ведь голову я вам не прошиб», говорит…
Марья. Бесстыдник!
Татьяна. И носок-то с дыркой был…
Марья (с гримасой). Фи, гадость…
Татьяна. С дыркой! Неженатый, видно, пассажир-то…
(Ушли. Входит Быков со щёткой, притворил дверь и осторожно подходит к столу. Улыбаясь, качает головой, потом, взяв бутылку, пьёт из горлышка – у него занялось дыхание и выкатились глаза.)
Быков. Ух… (Пьёт из другой бутылки и снова ошеломлён.) Н-ну… это на совесть!..
(Дверь из уборной приотворяется, выглядывает Евстигнейка. Быков, закрыв глаза, широко улыбается.)
Евстигнейка (хрипло). Скажу!
Быков (испугался и опрокинул рюмку с наливкой в тарелку с грибами). Ты? Это ты как же, а?
Евстигнейка. Скажу!
Быков. Кто тебе разрешил тут, а?
Евстигнейка. Поднеси, а то – скажу!
Быков (храбро). Я те поднесу! Пошёл вон!
Евстигнейка (выходя). Не гони! Всё равно – окошко разобью, а влезу! Я решился на всё! Я такой случай не могу пропустить…
Быков (смягчаясь). Ах ты… когда это ты залез, а?
Евстигнейка. Поднеси, говорю! Мне для храбрости надобно…
Быков. А если я тебя… по шее? Или жандара призову?
Евстигнейка (неуклонно). Бил ты меня, и жандар бил, это – без толку! Я своего достигну – окошко разобью! Как этот Князь войдёт, я сейчас башкой в окошко и на колени перед ним…
Быков. Ну характер у тебя, шельма! (Подаёт ему бутылку.) На, да гляди – немного лакай…
(Евстигнейка выпил, задохнулся и трёт себе грудь и горло.)
Быков (гордо). Что? Хватил? То-то! Это, брат, не для шуток сделано… Ну – теперь уходи!
Евстигнейка. Митрий – ты меня оставь тут!
Быков (его уже тронуло). Нельзя-а! Вдруг ты его испугаешь? Мне отвечать!
Евстигнейка. Не бойся, я – тихо! Я, брат, не подведу!
Быков. Ах, господи! Ну, как быть? (Решительно.) Полбутылки – ставишь?
Евстигнейка. Бутылку!
Быков. Врёшь?
Евстигнейка. Гром убей!
Быков. В воскресенье?
Евстигнейка. Как в аптеке!
Быков. Ну – сиди! Я, брат, тоже не без души живу! Я понимаю, – всякому хочется переменить жизнь… эх! (Поезд подходит.) О, пострели те горой… вот те… эх ты… (Убежал, бросив щётку на пол. Евстигнейка быстро и ловко глотает вино из рюмок, приготовленных на подносе, потом, обожжённый, прячется в уборную. Типунов открывает дверь, пятясь задом, входит Зобнин, на него наступает Бубенгоф, рядом с ним, растерянно улыбаясь, идёт Князь – он, видимо, удивлён и польщён встречей. Сзади на него наваливаются Кичкин, Костя; обе женщины, стараясь пройти вперёд, толкают их. За ними следует пассажир навеселе, начальник станции, телеграфист, жандарм, старуха с прошением и какие-то мужики.)